Сайт журнала Физкультура и Спорт

Воспоминания о кумирах
В закоулках времени
Валерий Лобановский и прочие, прочие, прочие...

Александр Марьямов

Валерий Лобановский (слева) и его бессменный помощник Олег Базилевич

Ловлю себя на том, что футбольные мои воспоминания напрочь лишены какой бы то ни было спортивной конкретики — голы, очки, секунды вспыхивают в них крайне редко, словно подсвечивая лица, подсказывая точные адреса, место их и время.

Что-то около двух десятков лет прожил я рядом с футболом — топтался у раздевалок под трибунами, просиживал штаны в ложах прессы, брал интервью, ловко, как мне тогда казалось, стряпал очерки и статьи на всевозможные околофутбольные темы, с кем-то спорил, кому-то что-то доказывал по части игровых схем и турнирных прогнозов.

И вот теперь, копошась в памяти, никак не могу взять в толк — что же это за футбол был у нас в ту пору, чем был он уж так хорош?

Беззлобный, мягкий в обиходе Володя Кесарев, защитник московского «Динамо» и сборной Союза, иначе как шнуром Лобановского не называл.

Выходя на игру с киевлянами, он в первые же минуты старался припугнуть своего подопечного — долговязого, нескладного по футбольным меркам, левого крайнего форварда:

— Ну, ты, шнур, — хрипел Кесарев ему чуть ли не в самое ухо. — Будешь шибко бегать — ноги переломаю!..

И так, по доброте душевной, каждый раз — для острастки, на всякий случай. Однако совладать с этим рыжим парнем было не так-то просто. Не всем и далеко не всегда это удавалось.

Сегодня, вспоминая игру Валерия Лобановского, я вижу его футбольную несуразность: на поле он всё делал не так, вопреки, по-своему.

Трибуны то восхищенно аплодировали его странным финтам, хитрым его пасам, его ударам по воротам, коварным, каверзным его голам — и с игры, и со штрафных, и прямо от угловых флажков, то так же дружно улюлюкали, освистывали и эти его финты, и пасы, и удары, после которых мяч, бывало, выписывал над газоном какие-то невообразимые кренделя и зигзаги, понять которые, разгадать было не каждому дано...

А ведь я тогда чуть ли не первым подметил эти футбольные странности молодого форварда. Написал о нем по тем временам достаточно ветреную, задиристую статью: мол, обратите внимание, какой самородок объявился в нашем футболе, приглядитесь, порадуйтесь.

И — тут же, со страниц газеты «Советский спорт», получил по мозгам от своих же коллег-журналистов, оскорбленных и фривольным тоном моей заметки, и моими, как они считали, дилетантскими соображениями по части таланта ее героя, и прогнозами относительно спортивной его судьбы.

Увы, персонаж, которого в течение нескольких сезонов упрямо, с переменным успехом пытался играть на поле Валерий Лобановский, в отечественном футболе так и не прижился. А вот тренер Лобановский, тоже, знаете ли, странный, упрямый, не похожий на других, — он остался навсегда.

Помню, как на одной из тренировок киевлян впервые увидел я совсем еще юного, только-только зачисленного в дубль киевского «Динамо» Толю Бышовца.

— Гляди, какой парень, — восхищался Лобановский. — Штучный талант... Настоящий. Такие дорогого в футболе стоят.

Впрочем, в ту давнюю пору не знали мы еще ни рыночных футбольных цен, ни трансферов, ни прейскурантов профессионального спорта, да и «звездами» называть наших доморощенных любимчиков было как-то неловко, не с руки, что ли: мастера спорта, в лучшем случае — заслуженные мастера, вот, собственно, и весь табель о рангах.

Тогда, в начале шестидесятых, яркая спортивная жизнь Анатолию Федоровичу Бышовцу только предстояла.

Как, кстати, и Валерию Васильевичу Лобановскому...

Так уж случилось, что действующие лица нашего футбола, характеры их, какие-то чепуховые, мало чего значившие в свое время, слова их и поступки, свидетелем, а то и соучастником коих я оказывался, остались со мной надолго, а вот чисто спортивные их подвиги, громкие, будоражившие едва ли не всю страну, успехи их — они не стерлись, нет, скорее заплутали в статистических и хронологических погрешностях отодвинутого к горизонтам памяти прошлого.

В Мячково, на подмосковной базе столичного «Торпедо» праздновали мы окончание очередного, победного для автозаводцев, футбольного сезона.

Были, конечно, сами виновники торжества с женами и подругами, несколько особо приближенных к команде журналистов, в числе коих оказался и я, высокое заводское начальство во главе с директором Бородиным и парторгом ЦК Аркадием Вольским. Была на столах всевозможная выпивка и обильная, дефицитная в те годы, закуска. Говорили тосты, подначивали друг дружку, галдели — в общем, радовались.

Валера Воронин так ответил тогда на теплые начальственные поздравления и напутствия:

— Я, знаете, чего считаю, — произнес он с улыбкой, поднимая кощунственную стопку водки. — Я считаю, что рабочие наши пускай и дальше собирают своими руками на конвейерах прекрасные автомобили, а мы постараемся еще лучше рекламировать их своими ногами!..

Все засмеялись и выпили.

Потом, уже ночью, — начальство, слава Богу, уехало, и стало совсем уж хорошо! — Эдик Стрельцов предложил пойти на тренировочное поле, которое, как он сказал, «всех нас воспитало, сделало футболистами, может, даже не очень слабыми...» И все, конечно, обрадовались этой идее: дружно поднялись из-за столов, прихватив с собой разного питья и минимум закусок... Был конец декабря, погоды стояли снежные, с легким, едва щекочущим ноздри, морозцем, и там, в Мячково, среди леса, лежали глубокие, чуть присыпанные легкой поземкой сугробы.

По узкой тропке добрались мы гуськом до довольно высокой ограды из сетки-рабицы, окружавшей поле. На калитке висел тяжелый амбарный замок, но это никого не смутило.

Стрельцов первым одолел преграду. Я — за ним.

Теперь нам предстояло принимать неловко переваливающихся через сетку женщин, страховать их от падений, ловить одну за другой.

Валерий Воронин, Анзор Кавазашвили, Володя Щербаков, кажется, еще и Шурик Медакин ловко подсаживали своих спутниц, перебрасывали на нашу сторону. А мы, будто заправские циркачи, весело пассировали их, мягко опускали в сугроб. Одну за другой.

— Эту не трогай! — Услышал я вдруг, когда молодая женщина в шубке уже одолела сетку и вот-вот готова была рухнуть вниз. — Это же Райка, моя жена...

Эдик бросился к ней, подставил руки, но не удержал — вместе с Раисой рухнул в сугроб, хохоча, зарылся в нем лицом.

Потом мы долго колготились по полю, водили в центре его шумные хороводы, выпивали из горла прямо у футбольных ворот...

Эдика Стрельцова, легендарного футбольного кумира и страстотерпца, уже нет...

Тело Валерия Воронина обнаружили однажды ночью неподалеку от третьеразрядных бань на Варшавском шоссе в Москве — поначалу решили, что это какой-то безымянный, спившийся бомж, а потом оказалось, что и не бомж вовсе, а знаменитый хавбек нашего футбола, игрок и сборной Союза, и символической сборной мира.

Я тогда почему-то вспомнил фирменную воронинскую, как теперь говорят, фенечку: садясь в такси, он непременно вручал шоферу трешку (три рубля в ту пору были, между прочим, деньгами!) и говорил:

— Это — для поднятия настроения. Для общего оптимизма в пути!..

Вспомнил, как режиссер Марлен Хуциев, приглашая Воронина сниматься в «Июльском дожде», никак не мог взять в толк, почему тот отказывается, никак не мог признать в этом красивом и обаятельном молодом человеке футболиста, пускай даже знаменитого, штучного...

Вспомнил рассказ Миши Гершковича, теперь, конечно, уже Михаила Даниловича, о том, как опекал его Валерий Воронин, когда впервые оказались они вместе за границей, в Голландии, в Амстердаме, скорее всего. Как, сунув ему в карман стодолларовую купюру, наставлял новичка «расслабиться и получать удовольствие в капиталистических джунглях»...

И вот, значит, бомж...

Давно и как-то незаметно для болельщиков ушел из жизни Шурик Медакин — обосновался на тихой аллее Ваганькова, и футбольные его успехи (а был он и торпедовским капитаном, и игроком сборной) разве что на надгробном камне увековечены... И Славы Метревели, тоже ведь бывшего форварда «Торпедо», и его нет.

Так и не выбрался я к нему, не посидел в его хинкальной на окраине Тбилиси, не «отдохнул, как на первое мая», как обещал он, зазывая в гости.

А когда-то, в молодые годы, виделись мы и на всевозможных сборах нашей главной футбольной команды, и в Сочи, в гостях у его отца, шеф-повара ресторана — вместе с Игорем Кио, с кем-то еще из цирковых ели вкуснейшие шашлыки под красное вино, глядели на лежащий внизу, у самого склона застроенного частными домиками холма, город, видели синее-синее море вдоль всего горизонта... И в Грузии, дома у него я бывал не раз, и по тифлисскому рынку мы с ним гуляли, и по коридорам республиканского ЦК партии, где бойкие референты всё пытались затащить Метревели в кабинет первого секретаря Мжаванадзе... — Зайди, Славик, Василий Павлович никогда не простит нам, если узнает, что ты был...

Но Слава не заходил в кабинеты начальства, ежели не было в том особой нужды и кому-то не требовалась помощь. Он всегда стеснялся собственной славы. Как, впрочем, и многие другие из моих давних футбольных приятелей.

И вот, значит, как всё сложилось в их судьбах...

Кстати, Анзор Кавазашвили в ту бесшабашную, веселую ночь в Мячково потерял в снегу золотую медаль чемпиона страны, впервые и только недавно ему торжественно врученную.

Нашел ли он ее потом? Не знаю...

Вижу, как едем мы в киевский цирк по Крещатику. Чуть ли не по осевой — целая кавалькада новеньких «Волг», мимо постовых милиционеров, берущих под козырек! И в первой машине, представьте себе, — я. А за рулем — Валерий Лобановский. А на заднем сидении — его жена Ада с маленькой дочкой. За нами — машины Володи Щеголькова, Олега Базилевича, Вити Каневского... Андрея Бибы, по-моему, Вити Серебряникова... В общем, чуть ли не половина киевской команды, ставшей тогда чемпионом СССР, едет смотреть выступление удивительного клоуна Леонида Енгибарова. Моего друга.

И всем нам кажется, что жизнь прекрасна и бесконечна, что всё еще только начинается...

Киевский стадион «Динамо», в парке, на высоком берегу Днепра... Мы часто бывали здесь с Лобановским в пору давней, молодой нашей дружбы, ели в ресторане на взгорке лучшие в украинской столице киевские котлеты, болтали, строили планы, радовались разнообразным прелестям окружавшей нас жизни, — так вот, стадион этот носит теперь его имя...

Александр МАРЬЯМОВ